"Я никогда ничего не предпринимала, не будучи глубоко убеждена, что то, что я делаю, согласно с благом моего государства: это государство сделало для меня бесконечно много; и я считала, что всех моих личных способностей, непрестанно направленных ко благу этого государства, к его процветанию и к его высшим интересам, едва может хватить, чтобы отблагодарить его" - так писала императрица Екатерина II о себе и о России, - стране, в которой она прожила более полувека и которая стала для нее настоящей родиной.
Екатерина II, до брака принцесса София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, родилась 21 апреля 1729 г. в немецком городе Штеттине. Ее отец принц Христиан Август Ангальт-Цербстский состоял на прусской службе и был комендантом, а потом губернатором Штеттина; мать - принцесса Иоганна Елизавета - происходила из старинного Гольштейн-Готторпского герцогского дома. Родители девочки не были счастливы в браке и нередко проводили время порознь. Отец вместе с армией уезжал воевать против Швеции и Франции на землях Нидерландов, Северной Германии и Италии. Мать отправлялась в гости к многочисленной влиятельной родне, иногда вместе с дочерью. В раннем детстве принцесса София побывала в городах Брауншвейге, Цербсте, Гамбурге, Киле и Берлине. Из событий тех лет ей запомнилась встреча со старым священником, который, посмотрев на Софию, сказал ее матери: "Вашу дочь ожидает великое будущее. Я вижу на лбу ее три короны". Принцесса Иоганна недоверчиво посмотрела на своего собеседника и, почему-то рассердившись на дочь, отослала ее заниматься рукоделием.
Другая важная встреча произошла, когда Софии было уже десять лет: ее познакомили с мальчиком по имени Петр Ульрих. Старше ее на год, он был таким худым и длинноногим, что походил на кузнечика. Одетый как взрослый в парик и военный мундир, мальчик постоянно вздрагивал и с опаской поглядывал на своего воспитателя. Мать рассказала ей, что Петр Ульрих, претендент на престолы России и Швеции, обладатель наследственных прав на Шлезвиг-Гольштейн, приходится ей троюродным братом. Принц - сирота, и попечение о нем вверено случайным людям, которые грубо и жестоко обходятся с ним. София, которая сама не была избалована вниманием и заботой родителей, искренне пожалела его.
Прошло несколько лет, и мать Софии вновь заговорила с ней о странном мальчике по имени Петр Ульрих. За это время его тетка Елизавета стала русской императрицей. Она вызвала племянника в Россию и объявила своим наследником под именем Петра Федоровича. Теперь юноше подыскивали невесту среди дочерей и сестер европейских герцогов и принцев. Выбор был велик, но приглашение прибыть в Россию на смотрины получила одна София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская. Отчасти - благодаря романтическим воспоминаниям Елизаветы Петровны с своем умершем женихе Карле Августе Голштинском (принцесса София приходилась ему родной племянницей), отчасти же - вследствие интриг принцессы Иоганны.
До российской границы София и ее мать ехали в сопровождении нескольких слуг, сохраняя строгое инкогнито. На территории России их встретила пышная и многочисленная свита, доставившая дорогие подарки от императрицы.
В Петербурге София предстала перед императрицей. Елизавета увидела совсем юную девушку - высокую и стройную, с длинными темно-каштановыми волосами, белоснежной, чуть тронутой нежным румянцем кожей и большими карими глазами. По-детски непосредственная, живая и веселая, она умела вести светскую беседу по-немецки и по-французски, рисовала и изящно танцевала, словом, была вполне достойной невестой для наследника престола. Елизавете Петровне понравилась принцесса София, но не понравилась ее мать, принцесса Иоганна. Поэтому первую она распорядилась "наставлять в православной вере" и обучать русскому языку, а вторую выслала из России за участие в политических интригах. Принцесса поначалу огорчилась отъезду матери, однако та была всегда весьма строга с Софией, нередко вмешивалась в ее личную жизнь и стремилась подчинить своему влиянию весь образ мыслей девушки. Избавление от столь тяжкой опеки быстро примирило принцессу с отъездом близкого человека. Выйдя из-под влияния матери, София по-иному взглянула на мир, в котором теперь жила. Ошеломляли воображение необъятные просторы России, удивляли смирение и безграничная покорность народа, роскошь и великолепие придворного общества. Девушке грезилось счастье, казалось, что сбывается услышанное в детстве предсказание старика-священника. С необычайным упорством она учит слова и правила грамматики русского языка. Не довольствуясь часами занятий с учителем, она встает по ночам и повторяет пройденное. Да с таким увлечением, что забывает надеть туфли и ходит босиком по холодному полу комнаты. О стараниях и успехах Софии доложили императрице. Елизавета, заявив, что принцесса и так "слишком умна", приказала прекратить ее обучение. Очень скоро юная София испытала на себе переменчивый нрав императрицы, неуравновешенность жениха, пренебрежение и коварство окружающих.
В 1745 г. состоялась ее свадьба с Петром Федоровичем, накануне которой она приняла православие и получила новое имя. Отныне Софию стали величать великой княгиней Екатериной Алексеевной. Но счастья и уверенности в будущем у нее не было. Много огорчений и страданий причиняли Екатерине отношения с мужем. Петр Федорович с младенчества рассматривался в Европе как наследник нескольких корон. Он рано потерял отца, и его воспитанием занимались придворные, принадлежавшие к противоборствующим политическим партиям. В результате характер Петра Федоровича был исковеркан претензиями и интригами окружающих. Екатерина называла в своих записках нрав супруга "упрямым и вспыльчивым". Оба - и муж, и жена - были властолюбивы; столкновения между ними бывали часты и нередко приводили к ссорам Императрица смотрела на Екатерину с подозрением.
Великой княгине, день и ночь окруженной доносчиками и соглядатаями, приходилось тщательно контролировать все свои слова и поступки. Узнав о смерти отца, она даже не могла вволю погоревать. Ее печаль, слёзы раздражали Елизавету Петровну, которая суеверно боялась всего, что могло напомнить ей о грядущей кончине. Екатерине было объявлено, что отец ее не столь знатен, чтобы о ним долго плакать. Положение великой княгини не изменилось и после того, как у нее родился долгожданный сын-наследник Павел, а потом и дочь. Детей немедленно забрала под свою опеку императрица, полагая, что лишь она сможет воспитать их разумно и достойно. Родителям редко удавалось узнавать, как растут их дети, и еще реже - видеть их.
Казалось, судьба посмеялась над Екатериной: поманила ее блеском российской короны, но подарила больше тягот и огорчений, чем удовольствий и власти. Но сила характера ("закал души", как говорила будущая императрица) позволила ей не теряться в самые трудные периоды жизни. Екатерина много читала в те годы. Сначала она увлекалась модными романами, но ее пытливый ум требовал большего, и она открыла для себя книги совершенно иного содержания. Это были сочинения французских просветителей - Вольтера, Монтескье, Д'Аламбера, труды историков, естествоиспытателей, экономистов, правоведов, философов и филологов. Екатерина размышляла, сравнивала прочитанное с российской действительностью, делала выписки, вела дневник, в который заносила свои мысли.
В дневнике великой княгини появились теперь такие фразы: "Свобода - душа всех вещей; без тебя все мертво". Недаром императрица подозревала Екатерину в крамоле. Великая княгиня записывала в дневник идеи, воспринятые ею из сочинений французских философов-просветителей и сдобренные недюжинным честолюбием: "Хочу повиновения законам, а не рабов; власть без народного доверия ничего не значит для того, кто хочет быть любимым и славным; снисхождение, примирительный дух государя сделают более, чем миллионы законов, а политическая свобода даст душу всему. Часто лучше внушать преобразования, чем их предписывать; лучше подсказывать, чем указывать". Екатерина говорила, что у нее душа республиканца, что она могла бы жить в Афинах и Спарте. Но вокруг была Россия, где, по словам одного из современников будущей императрицы, даже в столице улицы вымощены невежеством "аршина в три толщиной". И все же Екатерина успела привыкнуть к этой стране и стремилась полюбить ее. Овладев русским языком, она читала летописи, древние своды законов, жизнеописания великих князей, царей и отцов Церкви. Не довольствуясь чтением, она расспрашивала окружающих, еще помнивших мятежную вольницу стрельцов времен правительницы Софьи, царствование Петра I, который дыбой, кнутом и топором переделывал Россию. Ей рассказывали о суровой царице Анне Иоанновне и, наконец, о восшествии на престол и правлении Елизаветы Петровны. Под впечатлением от всего прочитанного и услышанного Екатерине думалось, что страна может стать могучей и богатой только в руках мудрого и просвещенного государя. И она мечтала взять на себя эту роль. О своем стремлении к власти она писала: "Я желаю только добра стране, куда Бог меня привел; слава страны составляет мою собственную". Пока это были всего лишь мечты, но Екатерина с присущими ей настойчивостью и трудолюбием принялась за их осуществление.
В сравнении с капризной, стареющей императрицей, слабовольным и непредсказуемым в поступках Петром Федоровичем Екатерина иного выигрывала во мнении большинства придворных. Да и иностранные дипломаты отдавали должное великой княгине. За годы, проведанные при дворе, она научилась справляться ее своими чувствами и пылким темпераментом, всегда выглядела спокойной и доброжелательной, простой и обходительной. Медленно, но упорно она завоевывала и навсегда привязывала к себе сердца окружающих, нередко превращала ярых недоброжелателей в своих горячих приверженцев. Один из современников Екатерины писал, что "с самого прибытия своего в Петербург великая княгиня всеми своими средствами старалась приобрести всеобщую любовь, и теперь ее не только любят, но и боятся. Многие, которые стоят в лучших отношениях к императрице, не пропускают случая угодить под руку великой княгини". Вскоре после занятия престола Екатерина изложила в манифесте программу своего будущего правления.
В ней говорилось о "соблюдении православного закона, укреплении и защите отечества, сохранении правосудия, искоренении зла и всяких неправд и утеснений:". Когда улеглось радостное возбуждение первых дней царствования, Екатерина поняла, что занять престол - не значит прочно на нем утвердиться. Перед императрицей ежедневно вставали все новые и новые проблемы. В самом дворце, среди ее ближайшего окружения, было много недовольных. Слух о ее возможном браке с Григорием Орловым привел к возникновению заговора и возбудил толки о правах на престол ее сына Павла. Объявлялись самозванцы, выдававшие себя за чудом спасшегося от смерти Петра III, а за границей было немало претенденток на русскую корону - "дочерей" и "наследниц" покойной Елизаветы Петровны. До 5 июля 1764 г. был жив законный претендент на российский престол - Иоанн VI (Иоанн Антонович).
Очевидец начала екатерининского правления писал: "В больших собраниях при дворе любопытно наблюдать... заботу, с которой императрица старается понравиться всем, свободу и надоедливость, с какими все толкуют ей о своих делах и о своих мнениях... Значит, сильно же чувствует она свою зависимость, чтобы переносить это". Екатерина действительно прилагала все усилия, чтобы не оттолкнуть как влиятельных, умудренных жизнью сановников, служивших еще Елизавете Петровне, так и молодых своих соратников, которые рвались к управлению государством, не имея опыта и знаний. Расположение к тем и другим ей приходилось подкреплять подарками, высокими назначениями и титулами.
Императрица Екатерина Алексеевна в бытность свою великой княгиней прошла при дворе Елизаветы Петровны такую школу лицедейства, которая оставила неизгладимый след в характере будущей монархини.
Его двойственность впоследствии сказывалась и на личности, и на правлении этой государыни. "В каком бы обществе ни вращалась Екатерина, - писал историк В. О. Ключевский, - что бы она ни делала, она всегда чувствовала себя как бы на сцене и потому слишком много делала напоказ. Задумав дело, она больше думала о том, что скажут про нее, чем о том, что выйдет из задуманного... Отсюда ее слабость к рекламе, туманившей ее ясный ум и соблазнявшей ее холодное сердце".
Сразу по восшествии на российский престол Екатерина вступает в переписку с виднейшими мыслителями Франции - Вольтером, Д'Алам6ером, Дидро. Двум последним предлагает завершить издание "Энциклопедии" в России. Помогает им материально: например, покупает у Дидро доставшуюся ему по наследству библиотеку и тем обеспечивает ему средства к существованию. Своих знаменитых корреспондентов она раньше других ставит в известность о задуманном ею преобразовании дикой России в "просвещенную монархию" в соответствии с идеями Дидро. Пишет получивший известность во всей Европе "Наказ", в котором заявляет о своим намерении воплотить идеи французских просветителей в законы Российской империи. "Наказ" по тем временам настолько революционный, что его тут же запрещают ввозить во Францию и издавать там. В письмах к Вольтеру Екатерина рисует фантастические картины народной жизни в России: например, в ее империи все и всем довольны; нет крестьянина, который бы не ел курицы, когда ему захочется; везде поют благодарственные молебны и пляшут. Неудивительно, что слава о Звезде Севера, "благодетельнице всея народов", как называл Екатерину Вольтер, быстро распространяется в Европе. Судя по собственным запискам императрицы, Екатерина понимала невозможность претворения в жизнь своих вольнолюбивых мечтаний: они не будут поняты дворянством, которое с возмущением отвергнет их, и тогда судьба самой императрицы будет печальной. С точки зрения государыни, ей предстояла тяжелая, повседневная работа - преобразование общества в духе идей гуманизма и просвещения. Екатерина была намерена пользоваться при этом любыми "обстоятельствами, предложениями и случайностями". Она прибегла к тактике воспитания общества в духе Просвещения посредством манифестов и деклараций, провозглашаемых с высоты императорского трона. Одной из первых идей, привнесенных Екатериной в сознание общества, стала мысль о создании "новой породы людей" - просвещённых и гармоничных. И как ни странно, эта утопическая на первый взгляд идея утвердилась в сознании дворянства. Например, забота о сирых и убогих была признана не только обязанностью государства, но и долгом каждого человека. Вольнолюбивые мечтания императрицы далеко не всегда влияли на ее практическую государственную деятельность. При всем свободолюбии и пристрастии к республиканским идеалам Екатерина никогда не собиралась ограничивать монаршую власть: она рассчитывала на те огромные возможности, которые предоставляло ей положение самодержицы для проведения в стране реформ. Желая быть мудрой правительницей, благодетельствующей Россию, императрица лишь все более и более "прирастала" к власти, а радикализм намеченных преобразований все слабел и слабел.
Искренне стремясь отменить крепостное право, Екатерина совсем не желала рисковать троном из-за возмущения дворянства, которое было бы лишено своего главного богатства - крепостных крестьян. Известная на Западе как сторонница естественного права каждого человека на достойное существование, желающая, чтобы ее народ жил по справедливым законам, Екатерина на первом же этапе своего правления принимает роковое для России решение, - решение, которое обрекло страну на вековое отставание в экономическом развитии, пагубно повлияло на "жизнь общественную, умственную и нравственную". Екатерина утвердила манифест Петра III от 18 февраля 1762 г., освобождавший дворян от обязательной государственной службы, и в то же время объявила, что крестьяне остаются в крепостной зависимости. Крепостное право в России до 1762 г. существовало как бы по государственной необходимости: дворянин находился на царской службе, а прикрепленный к его земле крестьянин обеспечивал всем необходимым для жизни и дворянина, и себя. В первой половине XVIII в. из-за неясностей в российском законодательстве все более распространялся взгляд на крепостного как на полную собственность помещика. Тем не менее в законе это не нашло отражения.
Манифест "О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству" как бы предполагал следующий шаг правительства: если главное условие существования крепостной зависимости - обязательная государственная служба дворянства - устранено, то и крестьян также следует освободить от помещиков. И в воле просвещенной монархини было если не отменить крепостное право, то хотя бы ограничить законом произвол землевладельцев в отношении крестьян. Например, установить, сколько должен работать на помещика и платить ему крепостной. Но Екатерина предпочла угодить дворянству. В результате крепостные крестьяне превратились почти что в рабов. Раскол в обществе еще больше углубился, так как крестьяне не могли отнестись к подобной мере власти иначе, чем как к величайшей социальной несправедливости. Была брошена искра, которая, вспыхивая сначала сравнительно небольшими кострами крестьянских волнений, через 10 лет огненным валом Пугачёвского бунта прокатилась по империи и уничтожила саму возможность проведения в стране реформ. Восстание Пугачева, потрясшее самые основы Российской империи, надолго охладило пыл Екатерины в отношении всякого рода послаблений крестьянам. 22 августа 1767 г., когда депутаты Уложенной комиссии затаив дыхание слушали статьи "Наказа" о естественном праве каждого подданного на достойное существование и о государственной справедливости, Екатерина подписала новый указ. В нем говорилось о том, что как сам крепостной, который посмеет жаловаться на своего помещика, так и челобитчик крестьянина будут наказаны кнутом и сосланы на вечную каторгу в Нерчинск. Крестьяне стали совершенно беззащитны перед произволом землевладельцев. Впоследствии был принят закон, который позволял продавать с торгов крепостных крестьян без земли за долги помещиков. Крестьян не только продавали, но и дарили, отрывая отца от семьи, жену - от мужа, мать - от детей. Екатерина щедро жаловала казёнными землями с крестьянами сановников, дворян, отличившихся на службе, фаворитов. Например, около 18 тыс. душ получили ее помощники в перевороте 1762 г. Всего же за время своего правления она раздала почти миллион крепостных крестьян. А население Российской империи в год смерти Екатерины составляло 37 млн. человек.
Конец царствования императрицы проходил под знаком великой революции во Франции. Казнь королевской четы и кровавые события в стране, взрастившей вольную мысль философов-просветителей, способствовали ужесточению внутренней политики Екатерины: она опасалась повторения примера Франции в России. Екатерину II всегда чрезвычайно заботила защита престола от любых посягательств. В ее царствование раскрывалось множество заговоров - в пользу Иоанна Антоновича, цесаревича Павла Петровича, различных Лжепетров и т. д. Чаще всего заговоры бывали ложными: дело ограничивалось неосторожными разговорами. Но тем не менее, по каждому такому случаю Екатерина непременно начинала следствие, и, как правило, сама принимала в нем участие. Умысел против власти, даже если за ним не обнаруживалось никаких антиправительственный: действий, по ее мнению, обязательно подлежал наказанию. Виновных обычно присуждали к смертной казни, которую императрица "милостиво" заменяла ссылкой на восточные окраины империи - в Нерчинск или на Камчатку.
Среди политических дел во времена Екатерины были такие, приговоры по которым, как считали многие современники и историки, отличались ничем не оправданной жестокостью.
В 1772 г. в Ревельском каземате умер заключенный Андрей Враль, именовали его также и Бродягиным. С приглашённого к нему для исповеди священника взяли клятву, что он под страхом смертной казни никому не расскажет о содержании своего разговора с преступником. Этим узником был Арсений Мацеевич, знаменитый в прошлом архиепископ Ростовский. Сразу после переворота 1762 г., когда Екатерина еще не чувствовала себя уверенно на императорском троне, она нуждалась в поддержке и со стороны духовенства. Завоевать расположение служителей Церкви молодой монархине не составило труда. Она отменила указ Петра III, согласно которому Церковь лишалась всех своих земель и крестьян. Императрица вновь открыла запечатанные при Петре III домовые церкви, запретила постановку неугодных Церкви пьес, усилила цензуру опять-таки в интересах духовенства. Но уже в начале следующего года монастырские земли вновь возвратились в казну. Среди ропота священнослужителей, которые чувствовали себя обманутыми, раздался голос, яростно протестующий против ущемления прав Церкви. 3 февраля 1763 г. на богослужении в Ростове архиепископ Арсений Мацеевич в присутствии всего городского духовенства при огромном стечении народа предал анафеме "похитителей церковных имуществ". Он просил небо "отвратить хищников от исполнения их намерений; но если они воспротивятся тому, то чтоб память их погибла с шумом и имя их было истреблено в книге живых". Арсений обращался с гневными письмами в Синод, заявляя, что любое посягательство на имущество монастырей достойно проклятия Церкви. Вскоре в речах Арсения усмотрели "оскорбление Ея Императорского Величества", "посягательство на спокойствие подданных". Его арестовали и препроводили в Москву. На допросах присутствовала Екатерина. Неистовый архиепископ обратился к ней со столь грозной речью, что она была вынуждена закрыть уши. Арсения лишили сана и заточили в монастырь. Не и там он не успокоился.
Во время повторного следствия Арсений заявил Екатерине, что ей не стоило бы царствовать, что ей лучше бы ограничиться регентством и т. д. Тогда Арсения расстригли и в глубокой тайне увезли в Ревель, где он содержался как государственный преступник Его настоящего имени там никто не знал. Между тем Арсений в пору своего архиепископства не пользовался влиянием в церковных кругах и настоящих приверженцев не имел, т. е. опасности для государства не представлял. Однако Екатерина всегда преследовала тех, кто позволял себе усомниться в законности ее правления. Даже при намеке на это.
Известный в последней четверти XVIII в. драматург и поэт Я. Б. Княжнин, например, разгневал императрицу своей трагедией "Вадим Новгородский", написанной в 1789 г. на исторический сюжет. Е пьесе якобы имелось несколько мест, которые читатель мог истолковать в неблагоприятном для императрицы смысле. Княжнин так и не дождался постановки этой пьесы: он умер в 1791 г. Его семья стала бедствовать. И тогда вдова Княжнина обратилась к Е.Р. Дашковой, президенту Российской академии, с просьбой издать последнюю трагедию писателя в пользу его детей. Пьесу напечатали. Однако Екатерина распорядилась изъять ее из продажи и библиотек как якобинскую. Впоследствии выяснилось, что царица даже не читала трагедию. Фаворит императрицы Платон Зубов, не любивший Княжнина, выступил толкователем пьесы, и этого сказалось достаточно для опалы писателя и запрещения его произведения.
И все же самое немотивированное наказание постигло выдающегося русского просветителя Н. И. Новикова. Давний ее оппонент по журнальной полемике, он легко развенчал миф о "просвещенной монархине", созданный самой императрицей. На страницах новиковских изданий возник другой образ Екатерины: Звезда Севера исчезла, и появилась пожилая дама "нерусского происхождения", "неправильно говорящая... свойств и правил русского языка не знающая", похвалами избалованная, много рассуждающая о человеколюбии, а на деле правящая Россией с помощью "кнута и виселиц". Есть сведения о том, что после закрытия новиковскогс журнала "Трутень" в 1770 г. между Екатериной и публицистом возникло кратковременное, но плодотворное сотрудничество. Они оказали друг на друга немалое влияние. Новиков стал издателем императрицы. Он смягчил свою едкую сатиру, а Екатерина на некоторое время прониклась его идеями. В своих комедиях она высмеивала французоманию и пусть сдержанно, но все же говорила о бесправном положении российского крестьянства, как, например, в комедии "О времена!". Именно тогда Новиков писал о Екатерине, что она "участвовала в похвальном подвиге исправлять нравы своих единоземпев". Но вот в конце 80-х гг. в сатирической рассказе "Седина в бороду, а бес в ребро" писатель представляет читателям свою новую героиню - женщину, "которую морщины и седые волоса достаточно обезобразили, но искушением беса ей все казалось, будто она в 18 лет. Наряды, румяны и белилы занимали всю ее голову, она не думала о должностях своих... ей беспрепятственно мечталось, будто молодые мужчины ею пленяются, вздыхают по ней и гоняются везде за нею...". Современники без труда узнавали в этой даме императрицу. В ту пору фаворитизм Екатерины принял чудовищный характер и буквально разорял казну. Среди придворных происходила бешеная борьба за благосклонность императрицы. Фавориты, возводимые в дворянское достоинство, получавшие титулы, одариваемые целыми состояниями, менялись с калейдоскопической быстротой. Недаром Екатерина оставила после себя государственный долг в 200 млн. рублей, огромную по тем временам сумму, значительная часть которой была связана с тратами на фаворитов. По Петербургу ходили зловещие слухи о бесследном исчезновении одних "любимчиков" императрицы и внезапных, не распознаваемых лекарями болезнях других, от которых эти молодые люди вскоре умирали. Тогда же Новиков написал рассказ - "Близ царя, близ смерти". Конечно, публицистическая деятельность Новикова в немалой степени повинна в страшном повороте его судьбы. Однако только из-за реакции, наступившей в России после Великой французской революции, он не мог стать узником Шлиссельбургской крепости. Поскольку Новиков являлся главой московских масонов, Екатерина обвинила его в принадлежности к тайным политическим обществам, хотя и была прекрасно осведомлена о полной невиновности издателя и журналиста. Как обычно, она изучила все материалы следствия, в которых не обнаружилось и намека на заговор. Говорили, будто бы тяжесть наказания, понесенного Новиковым, была связана с политическим характером связей, существовавших между ним и цесаревичем Павлом Петровичем. Однако это не подтвердилось. Издатель лишь снабжал великого князя книгами, которые того интересовали. Но Москва всегда отличалась пропавловскими настроениями. К тому же императрица знала, что ее сын получил предложение возглавить московскую масонскую ложу. Чтобы "как бы чего не вышло", в назидание всем прочим, Екатерина, по-видимому, решила, жестоко расправившись с Новиковым, предотвратить такую возможность.
Правительство Екатерины II продолжило борьбу за выход России к Черному морю. Утверждение на Черноморском побережье предоставило бы наконец стране возможность активно включиться в торговлю ее странами Востока. Однако устремления России не устраивали Францию и Турцию. Первая желала сосредоточить в своих руках всю восточную торговлю. Вторая усматривала для себя серьезную опасность в продвижении России на юг. Не осталась в стороне и Англия, которой усиление России в Причерноморье помешало бы в достижении собственных интересов на Балканах. Все это в конце концов привело к двум продолжительным и кровопролитным войнам России и Турции (1768-1774 гг., 1787-1791 гг.), из которых Россия вышла победительницей. Первая война окончилась подписанием мира летом 1774 г. в деревушке Кючук-Кайнарджи на Дунае, а вторая завершилась зимой 1791 г. заключением Ясского договора. Благодаря победам, одержанным сухопутными войсками и военным флотом, Российская империя присоединила к собственным территориям все Северное Причерноморье. Крымское ханство, получившее в 1774 г. политическую независимость от Турции, в 1783 г. вошло в состав России.
В странах, подвластных Османской империи, были открыты русские консульства, турецкое правительстве гарантировало свободу исповедания христианской религии в своих владениях. Но главное - Россия получила выход к Черному морю и избавилась от постоянной угрозы нападения крымцев, за спиной которых стояла Турция. Теперь можно было осваивать плодородные степные черноземы, что в экономическом отношении представляло для России огромную выгоду. В этих войнах российская армия одержала решительные и блестящие победы, и Екатерина стала мечтать с завоевании всех турецких владений на Балканах. На их месте была бы восстановлена Византийская империя под главенством русского монарха. Эта мечта, "в действе несбытошная, а в теории ласкательная", долге занимала ум Екатерины. Она пожелала назвать своего второго внука Константином, одним из любимых имен византийских императоров. А пока заселялись подступы к турецким владениям - пустынные пространства Крыма и Новороссийского края (так стали называть Северное Причерноморье).
Мечты Екатерины II разделял и поддерживал видный политический и военный деятель Г. А. Потёмкин. Он был уверен, что ему удастся в малые сроки превратить эти горы, болота, малярийные топи и солончаки в цветущий, плодородный край. Потемкин основал города Екатеринослав и Херсон. На месте татарского селения Ахтиар и турецкой крепости Гаджибей выросли российские города Севастополь и Одесса.
В выжженных солнцем степях он сажал леса, разводил виноградники, тутовые рощи, а рядом сооружал ткацкие фабрики, винодельни, сыроварни и другие предприятия. Екатерина поддерживала все его начинания, из-за чего подверглась критике со стороны многих своих современников. Один из них писал: "В этой стране учреждают слишком многое за раз, и беспорядок, связанный с поспешностью выполнения, убивает большую часть гениальных начинаний. В одно и то же время хотят образовать третье сословие, развить иностранную торговлю, открыть всевозможные фабрики, расширить земледелие, выпустить новые ассигнации, поднять цену бумаг, основать города, засеять пустыни, покрыть Черное море новым флотом, завоевать соседнюю страну, поработить другую и распространить свое влияние по всей Европе. Без сомнения это значит предпринимать слишком много". На это Екатерина отвечала: "Одно потомство в праве судить меня. Только перед ним я отвечаю. Я смело могу сказать ему, что я нашла и что после себя оставила". Вместе с тем она хорошо знала, какую силу представляет общественное мнение, и умела его должным образом подготовить. С этой целью императрица отправилась путешествовать в Крым и Новороссию, окруженная свитой из высокороднымх придворных и дипломатов. Во время поездки она писала своим зарубежным корреспондентам, которые в свою очередь оповещали Европу о чудесно расцветших землях, о народах, обретших счастье под мудрым правлением Екатерины Великой.
Ей было небезразлично, что думают о России за границей. Но, любя Россию, желая ее прославить, Екатерина порой теряла чувство меры. Так, угощая своих иностранных гостей стерлядью и квасом, императрица уверяла их, что русская пища - самая здоровая и вкусная. Известно, что, занимаясь сравнительным языкознанием, этнографией и другими историческими исследованиями, она находила следы славян по всему миру, даже в Перу, Мексике и Чили. Тем не менее ее научные изыскания оценили европейские ученые мужи. Она была доктором свободных искусств Виттенбергского университета, почетным членом Берлинской академии.
В увлечении науками и изящными искусствами проявилась еще одна сторона многогранной, богато одаренной натуры императрицы. Екатерина занималась коллекционированием: покупала библиотеки, графические и нумизматические собрания (кабинеты), коллекции живописи и скульптуры; приглашала европейских художников украшать ее дворцы и города. Среди известных приобретений Екатерины - библиотеки Дидро и Вольтера. За сравнительно короткий срок, не жалея средств, она купила уникальные живописные собрания таких меценатов, как Брюль в Дрездене и Кроза в Париже, куда входили шедевры Рафаэля, Пуссена, Ван Дейка, Рубенса, Рембрандта и других знаменитостей. Екатериной II был основан Эрмитаж - богатейшее собрание художественных коллекций при дворце. Примеру императрицы следовали ее приближенные. Они устраивали в своих городских дворцах и загородных имениях большие и малые "эрмитажи", приобретая вкус к прекрасному, тягу к знаниям и просвещению.
Царствование Екатерины II отмечено широкими просветительскими преобразованиями. Заботами императрицы учреждаются институты, кадетские корпуса и воспитательные дома. Но главной заслугой Екатерины в этой области можно считать первый опыт создания в России системы общего начального образования, не ограниченного сословными преградами (за исключением крепостных крестьян). В губернских городах возникают главные, а в уездных - малые народные училища.
В Екатеринославе, Пензе, Чернигове и Пскове при содействии государыни и попечении общественности предполагалось учредить университеты. Примечательно и то, что при Екатерине организация врачебной помощи населению возлагалась на власти. Каждый город обязан был иметь больницу и аптеку, где больным предлагались не те лекарства, которые дешевле, а те, которые назначал врач. Страшным бедствием для жителей России оставались эпидемии оспы, и Екатерина собственным примером положила начало проведению вакцинации. Когда императрица привила себе оспу, то в ответ на восхищение придворных возразила, что "она только исполнила свой долг, потому что пастырь обязан полагать жизнь свою за свое стадо".